Было время - много писал бескорыстно в различные, в основном сетевые издания.
Было время - много фотографировал на концертах и раздавал всем сумасшедшим, готовым использовать напрочь ужасные фотографии.

Потом, в силу разных причин, не писал ничего, да и фотографировать было нечего.

Около года назад писание и фотографирование ко мне вернулись. Первым стал заниматься чаще из любви к искусству, но все-таки иногда и за деньги. Со вторым тоже появились кое-какие коммерческие проблески: от случая к случаю стали просить фотографии для журналов, книг, дисков и прочего, предлагая различные гонорары.

И вот наступили новые времена. Фотографии просят, а потом от них отказываются. Так уже поступили: один крупный американский джазовый журнал, несколько газет и веб-сайтов, издатели в Китае и в Америке. Но это еще полбеды. На то, чтобы найти и отправить фотографию, времени уходит немного. Хуже, когда такая же байда происходит с текстами. В последний месяц это случилось дважды.

Второй текст был написан по просьбе г-на Ухова и предназначался для буклета-программки московского концерта Джона Зорна. Если быть точным, не весь текст, а лишь часть его. Соавторство с Уховым, пожалуй, мне было бы даже более лестно, чем сольное выступление. Но что-то там не сложилось, и программку не напечатали.

С первым же текстом приключилась совсем уже диковатая история. Некие честолюбивые люди в нашем городе Нью-Йорке решили издавать глянцевый журнал на русском языке. Казалось бы, при чем тут я? А вот при том, что по наводке друзей меня они хотели сделать редактором музыкального раздела. Я честно брыкался и отмахивался, но в конце концов согласился выступить в качестве автора в нулевом номере журнала, дабы посмотреть что из этого выйдет. Выступление это отняло время на написание максимально безобидного (на мой взгляд) и ужасно пафосного (глянец все ж таки) текста, посвященного майской программе клуба Тоник. Тема была честно согласована с редакцией, а сам текст всем (кроме меня) понравился. Плюс к этому два вечера были убиты на сидение в редакции и обсуждение каких-то немыслимых понтов, от которых меня мутило. Наступив на горло собственной песне (что ж я несу такое, а?), я даже согласился исправить текст в сторону еще большего глянцевания. И сделал бы это, если бы редакция не перестала реагировать на письма ровно в тот момент, когда в одном из них возник вопрос о договоре с автором, включающем в себя и вопрос о финансовом вознаграждении. Такие вот хорошо знакомые россейские понты, хотя и в Нью-Йорке. Что теперь делать с этим текстом, ума не приложу, так как художественной, как, впрочем, и любой другой, ценности он не представляет, особенно по прошествии пары недель с начала мая.